Тот клятый год уж много длился лет.
Я иногда сползал с больничной койки –
Сгребал свои обломки и осколки
И свой реконструировал скелет.
И крал себя у чутких медсестер,
Ноздрями чуя острый запах воли,
Я убегал к двухлетней внучке Оле
Туда, на жизнью пахнущий простор.
Мы с Олей отправлялись в детский парк,
Садились на любимые качели,
Глушили сок, мороженое ели,
Глазели на гуляющих собак.
Аттракционов было пруд пруди,
Но день сгорал и солнце остывало.
И Оля уставала, отставала
И тихо ныла: деда, погоди...
Оставив день воскресный позади,
Я возвращался в стен больничных голость,
Но и в палате слышал Олин голос:
Дай руку, деда! Деда, погоди…
И я годил, годил сколь было сил,
А на соседних койках не годили,
Хирели, сохли, чахли, уходили,
Никто их погодить не попросил.
Когда я чую жжение в груди,
То вижу, как с другого края поля
Ко мне несется маленькая Оля
С истошным криком: «Дедааа! Погодии…»
И я гожу, я все еще гожу
И кажется, стерплю любую муку,
Пока еще ту крохотную руку
В измученной руке своей держу.
___
Леонид Филатов
